Продолжая исследовательскую деятельность Фрейда относительно способов и характера прорабатывания в аналитической ситуации «невыносимого травматического прошлого», Шандор Ференци подчёркивал, что у пациента должна быть создана уверенность в аналитике, чтобы пациент, повторно проживая в психоаналитическом кабинете (т.е., – в настоящем) своё прошлое, «смог пережить его не как галлюцинаторное воспроизведение, а как объективное воспоминание» [Абрахам Карл, Гловер Эдвард, Ференци  Шандор "Классические психоаналитические труды", стр. 203].

И, в первую очередь, Ференци имел в виду травму сексуальную, полемизируя с Фрейдом, который отказался от теории соблазнения в 1897 году, усомнившись в подлинности сцен соблазнения, являющихся, по его мнению, очень часто продуктом фантазирования пациентов.

Ференци, напротив, подчёркивал, что «дети, даже в весьма уважаемых, искренне пуританских семьях, становятся жертвой реального насилия или изнасилования намного чаще, чем можно было осмелиться предположить».  Далее, он говорит о том, что, как правило, насильниками являются либо люди, «которых считают заслуживающими доверия, например родственники (дяди, тёти, бабушки и дедушки), гувернантки или слуги», и которые злоупотребляют неведением и невинностью ребёнка, либо – один из родителей, «из-за собственной фрустрации пытающийся найти замещающее удовлетворение таким патологическим способом».

«Типичный способ», – пишет Ференци: «которым может происходить кровосмеси­тельное соблазнение, таков; взрослый и ребенок любят друг друга, ребёнок лелеет игривую фантазию принятия роли матери по от­ношению к взрослому. Такая игра может принимать эротические формы, но остаётся, тем не менее, на уровне нежности. Однако у патологических взрослых это не так, особенно если их душевное равновесие и самообладание нарушено какими-либо несчастиями или приёмом интоксицирующих лекарств. Они ошибочно прини­мают игру детей за желание сексуально зрелого человека или даже позволяют увлечь себя, не отдавая отчёта о последствиях. Реальное изнасилование девочек, едва вышедших из младенческого возраста, аналогичные сексуальные действия взрослых женщин с мальчиками, а также принуждение к гомосексуальным действиям – происходят чаще, чем считалось до сего времени».

Безусловно, считает Ференци, что наиболее правильной («в качестве первого импульса») была бы реакция ребёнка на такое насилие в виде противодействия, ненависти, отвращения и энергичного отказа: «Нет, нет, я не хочу этого, это – слишком сильно для меня, это – больно, оставьте меня в покое!» Но, дети, подвергающиеся насилию, как правило, парализованы сильнейшим страхом, ощущают себя физически и нравственно беспомощными, поскольку «превосходящая сила и авторитет взрослого делает их немыми и может лишить ра­зума». А их личность – ещё недостаточно окрепла, чтобы они были в состоянии возражать взрослому – не только немед­ленной реакцией, но, даже, – в мыслях.

Именна эта незрелость психики ребёнка («слабость и неразвитость личности») приводит к его реагированию на «внезапное неудовольствие» (психическую травму) не защитой, а погружением в травматический транс. И, в результате, по мнению Ференци, ребёнок привязывается к взрослому (совершающему то или иное насилие) тремя способами, согласно терминологии Ференци:

1.  вследствие «страстной любви»;
2.  вследствие «страстного наказания»;
3.  по механизму «терроризма страдания».

Используя идеи, как пишет Ференци, «давным-давно разработанным Фрейдом», согласно которым в процессе развития психики ребёнка «стадия идентификации должна предшествовать способности к объектной любви», Ференци называет эту стадию идентификации – «стадией нежности» или «стадией пассивной объектной люб­ви». Он пишет: «Признаки объектной любви здесь уже заметны, но только в игривой форме, при фантазировании.

Так, практически у каждого, мы обнаруживаем скрытую игру по занятию места родителя своего пола, чтобы жениться на другом родителе. Но нужно подчеркнуть, что это – только фантазия; в реальности дети не хотели бы этого, и на самом деле они не могут обойтись без нежности, особенно исходящей от матери. Если ребенку на данной стадии нежности навязывается больше любви или не такой любви, в которой он нуждается, то это может привести к патологическим последствиям точно так же, как и фрустрация или отнятие любви.

(A.1.)  Идентификация с агрессором. «Страстная любовь» взрослого к ребёнку приводит к сексуальному абъюзу, на который ребёнок, как считает Ференци, через травматическую регрессию реагирует, как правило, «тревожной идентификацией и интроекцией угрожающего лица или агрессора».

Но, бывают случаи, отмечает Ференци, когда при идентификации с агрессором возникает «второй механизм», который он обозначил как «травматическую прогрессию», или, – преждевременную зрелость. Фактически же являющейся – психологической незрелостью ребёнка.

(A.2.)  Травматическая прогрессия, «как по мановению волшебной палочки или волшебству факиров», приводит к появлению у ребёнка после сексуальной травмы новых способностей, когда он «может мгновенно развить все эмоции зрелого взрослого и все скрытые в нём потенциальные качества, обычно относящиеся к браку, материнству и отцовству». То есть, травма «может вызвать зрелость части личности не только эмоционально, но и интеллектуально». Мы часто можем наблюдать подобного рода скрытые травмы – в случаях ранних браков.

И далее, Ференци пишет: «Подробное изучение явлений, наблюдающихся в психоанали­тическом трансе, учит нас, что потрясение или испуг обязательно оставляют в личности некий след расщепления. Для анналитика не­удивительно, что часть человека регрессирует до состояния счастья, существовавшего до травмы – той травмы, которую этот человек пытается аннулировать… Если в ходе развития ребёнка растет количество потрясений, то соответственно растёт и количество разновидностей расщепле­ния личности, и вскоре становится крайне трудно поддерживать контакт без путаницы всех расщеплённых частей личности, каждая из которых ведёт себя как самостоятельная личность, не подозре­вающая о существовании других. В конечном счёте, может дойти до состояния, которое – развивая картину фрагментации – оправ­данно будет назвать распылением» ["Классические психоаналитические труды", стр. 207-208].

(A.3.)  Интроекции чувства вины взрослого. Дональд Калшенвуд отмечает, что тем самым «Ференци описывает одну из самых замечательных черт» так называемой «системы самосохранения психики», а именно её «способность преждевременно ускорять развитие одной части личности, наделяя её удивительной мудростью, и оставляя при этом другую часть личности в состоянии регрессии» ["Внутренний мир травмы", стр. 150].

Необходимость полностью идентифицироваться с «несдержанным, лишённым самообладания, почти безумным взрослым», приводит ещё к одному важному изменению в психике ребёнка – интроекции чувства вины взрослого, повергающего его сексуальному абъюзу. Поведение насильника, «мучимого и обозлённого раска­янием», который не в состоянии справиться со своей ненавистью к любимому (в то же время) ребёнку, вызывает у последнего, изначально воспринимающего нападение как безопасную игру, крайнее смущение, стыд, а затем, и – вину. Чувствуя себя фактически расщеплённым – «одновременно и спонтанно, невинно играющим, и заслуживающим порицания», – ребёнок, пришедший в себя после нападения взрослого, теряет доверие к своим собственным чувствам, «превращается в виноватый автомат любви, с тревогой и самоуничижением подражающий взрослому», и вынужден воспринимать произошедшее – как «свой наказуемый проступок».

Попытки ребёнка найти поддержку, помощь и защиту у какого-либо другого взрослого (в первую очередь, – у другого родителя), очень часто оказываются тщетными: «Такой использованный ребёнок превращается в механический, послушный автомат либо стано­вится дерзким, и, при этом, не способен объяснить причины своего неповиновения. Его сексуальная жизнь остаётся неразвитой либо принимает извращённые формы» ["Классические психоаналитические труды", стр. 206].

Насильник же, почти всегда, ведёт себя так, как будто ничего не произошло, утешая себя мыслью: «Ну, это всего лишь ребёнок, он ничего не понимает и всё забудет». Более того, нередко после совершения насилия соблазнитель (агрессор), навязывающий незрелому и не имеющему вины ребёнку страстную и нагруженную виной любовь, сам «становится сверхнравственным или религиозным, пытаясь спасти душу ребёнка проявляемой к нему строгостью».

(B) «Страстное наказание» со стороны родителей или взрослых, применяемое очень часто в состоянии исступления (вплоть до карательных санкций), при «игривых нарушениях правил ребёнком», воспринимается им как несправедливое, т.к. сталкивает «блаженно невиноватого ребёнка» с реальностью. И, так же, как и навязанная взрослыми «страстная любовь», «страстное наказание» приводит к фиксации ребёнка на стадии нежности. Приводя, в дальнейшем, из-за идентификации с обожаемым агрессором, – к депрессивным состояниям.

 (С) «Терроризм страдания» – путь, к которому принуждается ребёнок, имеющий «компульсивную склонность исправлять все нарушения в семье», для того, чтобы, как пишет Ференци, «снова наслаждаться потерянным покоем и сопутствующей ему заботой и вниманием». И, – далее: «Мать, постоянно жалующаяся на несчас­тья, может, пренебрегая истинными интересами ребёнка, воспитать для себя из ребёнка сиделку на всю свою жизнь, т.е. реального родительского заместителя» ["Классические психоаналитические труды", стр. 208-209].

Среди способов, которыми ребёнок привязывается к взрослому по механизму отреагирования, крайне важным, как с теоретической, так и с практической точки зрения, является описание Ференци механизма «идентификации с агрессором». Задачу психоаналитической работы, Ференци видит в том, чтобы помочь – через транс психоаналитический – «регрессировавшему в инфантильность пациенту» (при прорабатывании в аналитической ситуации «невыносимого травматического прошлого») «оставить способ противодействия (агрессору) в виде идентификации». И помочь пациенту избавиться от фиксационной привязки к агрессору, возникшей вследствие «страстной любви», «страстного наказания» или по механизму «терроризма страдания».

Фиксации, возникающие в каждом из этих трёх случаев, приводят к невозможности построения зрелых объектных отношений, и к тому, что Ференци называл «смешением языка страсти взрослых и языка детской невинности», когда, подчиняясь взрослым, из страха потерять их любовь, дети «путают языки, и язык сексуальности становится для них языком нежности».